Редко таким занимаюсь, но внезапно накатило... Осенняя пастель

[Tenshi-no-Akuro]

Бумагомарательство, зарисовки, и читать, естественно, необязательно. И даже крайне нежелательно во избежание травм психики.
Персонажи: Шу, Кен
Фандом: Белый крест

Теплые солнечные лучи ласково укрыли город сотканным из золотых нитей воздушным покрывалом. Осень, пришедшая на помощь уходящему лету, неслышно ступила на землю бархатными кошачьими лапами, подбираясь ближе, наслаждаясь азартом хищника, почуявшего свою долгожданную добычу. Она слышалась в печальном крике улетающих на юг птиц, в неторопливом и сонном журчании уставшей за лето реки, в шуршании золотых и алых листьев под ногами. Ее убаюкивающее дыхание ощущалось в самой атмосфере, пропитавшейся запахами жухлой травы, опавшей листвы и озоновой свежести после дождя. Осень окрасила весь мир в палитру платиновых и бордовых тонов, закрепив контраст между неожиданно высоким и чистым голубым небом и верхушками почти голых и оттого выглядящих угольно-черными деревьев. Она играла с листьями, заставляла тучи проливаться кратковременным моросящим дождем, танцевала в прозрачных струях воды, рассыпаясь безудержным серебряным смехом, и, устав, затихала, укутывая город в темную звездную шаль. И просыпалась вновь, согревая теплым дневным дыханием покрывшиеся за ночь тонкой корочкой льда лужи, ероша перья сонным растрепанным птахам, будя солнце, нерешительно выглядывающее из-за горизонта. С ней пробуждался и проказник-ветер. Он срывал листву с деревьев, кружил ее по тихим парковым аллеям и пустынным площадям, создавая прекрасный калейдоскоп в теплых осенних тонах – подарок, предназначенный лишь ей одной – своей любимице Осени. Он вновь и вновь поднимал листья в воздух, танцевал в красочном завораживающем ритме, а, устав, бросал ковром под ноги людей, напоследок дергая за выбившиеся пряди, всем своим существом торжествуя в этот священный миг неожиданно близкого человеку и, казалось бы, такого обыденного волшебства.
Дополняя сказочную картину, словно специально перенесенный сюда каким-то волшебником именно ради такого утра мост возвышался над темной гладью реки, пронизанный золотистыми лучами и окутанный тысячью светящихся на солнце пылинок.
Вода вздымалась и перекатывалась плавными волнами, нехотя ударялась о берег, вновь возвращалась вглубь и медленно поглощала стелящийся белый туман, впитывала в себя, заметала следы, небрежно огибая монолитные бетонные опоры, словно упрашивая мост стать ее соучастником, укрыть и защитить от бдительного ока хозяйки вновь зародившегося утра.
Вот уже с полчаса назад угнездившийся на резной парапет парень пошевелился, спугнув стайку сидящих рядом воробьев, и потянулся, опасно балансируя на узком бортике. С трудом подавив широкий зевок, он с интересом вгляделся в темную глубину воды, словно и впрямь увидел там что-то интересное, не считая медленно плывущих по течению листьев и веток, замер, усмехнулся чему-то своему и вновь откинулся назад, запрокинув голову к небу и забавно щурясь от невозможной яркости голубого полотна.
- Шу, ну упадешь ведь! – теплые сильные руки обвились вокруг талии, потянули на себя, прошлись вдоль ребер, вызвав негодующее, но веселое хихиканье, и вновь вернулись на место, но теперь уже скорее придерживая и контролируя возможные колебания по оси.
Еще раз радостно фыркнув, Шульдих кивнул, расслабился, и неожиданно повалился назад, в еле успевшие раскрыться объятья:
- Но ты ведь меня поймаешь? – он хитро взглянул на парня из-за выбившейся из-под банданы челки.
- Ну а что мне еще прикажешь делать? – ворчливо отозвался второй, аккуратно усаживая рыжего на место и напоследок щелкая того пальцем по носу. – Друг все таки, хоть и дурной. Где я второго такого найду?
- Нигде, - радостно рассмеялся собеседник. – Хидака, а ты помнишь, какой сегодня день?
- С тобой забудешь, - рассмеялся шатен. – Спрашивается, зачем я тогда через полстраны сюда ехал?
- Прямо так и через полстраны? – Шульдих рассеянно проследил за медленно пикирующим прямо перед его носом кленовым листом. – И куда на этот раз занесло нашего неугомонного Бродягу?
- На запад, - мечтательно протянул Кен. – Там красиво. И тихо. Никто тебя не знает, никто не лезет с вопросами, нет никаких заданий и начальства. Я отдохнул. И, кажется, устал быть Бродягой, - он пожал плечами и беспомощно уставился на собеседника.
Внимательно наблюдавший за лицом шатена Шульдих серьезно кивнул и улыбнулся, как всегда, читая между слов. Сколько бы лет не прошло, какие расстояния не были бы пройдены, им всегда хватало лишь нескольких слов, способных установить ту нерушимую легкую и светлую тишину, появляющуюся лишь между двумя всецело понимающими друг друга людьми. «Я рад тебя видеть», - говорил взгляд Хидаки. «Я скучал», - отвечали глаза Шульдиха.
- Как Фудзимия? – Кен облокотился на парапет моста, восторженно наблюдая за снявшейся с воды уткой.
- Как обычно, - фыркнул парень, с детской непосредственностью болтая висящими в воздухе ногами. – Книги читает, с кошками общается, меня терпит. Тебя в гости зовет. Пойдешь?
- Я… - шатен замялся, на автомате придерживая, по его мнению, опасно балансирующего над водой Шульдиха.
- Вот уж глупости, - как всегда не дослушал тот. – Ты никогда не помешаешь, Хидака. Заруби уже наконец это себе на носу.
Рыжий молнией соскочил с парапета, хлопнул зазевавшегося Кена по лбу и, с криком «Догоняй!», понесся вперед.
Шатен нахмурился, дернул себя за прядь волос, растерянно улыбнулся и произнес так тихо, что, казалось, даже ветер не смог бы различить его слова:
- Ты потрясающий друг, Лисенок.
Словно натолкнувшись на какое-то одному ему видимое препятствие, Шульдих резко остановился, сделав стремительный разворот на сто восемьдесят градусов и прокричал:
- Ты тоже потрясающий друг, и я, конечно же, безумно рад, что ты мне это решил сообщить. Но, если мы не поторопимся, и завтрак успеет остыть, Фудзимия прибьет нас обоих, - и прибавил уже тише. – Пойдем домой, наконец вернувшийся Бродяга.